Вечеринка в саду [сборник litres] - Кэтрин Мэнсфилд
Стоило ей согласиться, а ему поблагодарить ее и приняться рассказывать о своих путешествиях в Турцию и эфирном масле из роз, как она засомневалась в правильности своего решения. Ведь она совсем не знала его. Но он был так стар и так добродушен, не говоря уже о клубнике… И она не могла найти причин, почему бы следовало отказаться, ведь это был ее последний, самый последний день, когда она могла по-настоящему наслаждаться жизнью. Неужели я ошиблась? Неужели? Капля солнечного света упала ей на руку и покоилась там, теплая и трепещущая.
– Позвольте сопроводить вас до отеля, – предложил он, – и зайти за вами около десяти часов. – Он достал из кармана записную книжку и протянул ей визитную карточку: «Герр регирунгсрат[34]…»
Он носил титул! Что ж, все должно быть в порядке! Теперь юная гувернантка предалась волнению оттого, что она действительно за границей, она разглядывала и читала рекламные вывески на чужом языке, слушала о местах, мимо которых они проезжали, и очаровательный дедушка с заботой занимал ее внимание и всячески развлекал, пока они не добрались до главного вокзала Мюнхена.
– Носильщик! Носильщик! – позвал он. Ему потребовалось всего несколько слов, чтобы избавиться от собственного багажа, после чего он провел ее сквозь дикую толпу на вокзале до чистых белых ступенек, ведущих ко входу в отель. Он объяснил управляющему, кто она такая, как будто так и должно было произойти, и на мгновение ее маленькая рука утонула в его большой замшевой перчатке.
– Я приду за вами в десять. – И он ушел.
– Сюда, фройляйн, – сказал гарсон, который все это время прятался за спиной управляющего, не сводя глаз со странной пары. Она последовала за ним наверх и по двум лестничным пролетам поднялась в темную спальню. Он поставил на пол корзину с ее одеждой и поднял пыльное жалюзи. Ух! Какая безобразная, холодная комната и какая громоздкая мебель! Как же здесь можно провести целый день?
– Это точно та комната, которую заказывала фрау Арнольдт? – спросила гувернантка.
Гарсон с любопытством уставился на нее, будто в ней было что-то забавное. Он поджал губы, собираясь присвистнуть, но потом передумал.
– Gewiss[35], – сказал он.
Почему же он не уходит? Почему так уставился на нее?
– Gehen Sie[36], – сказала юная гувернантка с равнодушной английской простотой.
Его маленькие глазки, напоминавшие смородинки, чуть не выскочили наружу из орбит.
– Gehen Sie sofort[37], – ледяным тоном повторила она.
В дверях он обернулся.
– А джентльмена, – спросил он, – я должен провести к вам наверх, когда он вернется?
Над белыми улицами висели большие белые облака, окаймленные серебром, и повсюду светило солнце. Толстые-претолстые извозчики разъезжали в толстых экипажах; забавные женщины в маленьких круглых шляпках чистили трамвайные пути; люди весело проталкивались сквозь толпу; деревья тянулись по обеим сторонам улиц и, куда ни глянь, почти на каждом углу шумели огромные фонтаны; смех доносился с тротуаров, с проезжей части, из открытых окон. А рядом, причесанный еще красивее, чем раньше, со сложенным зонтом в одной руке и в желтых перчатках вместо коричневых, шел дедушка, который пригласил ее провести этот день вместе. Ей хотелось бежать, хотелось повиснуть на его руке и беспрерывно кричать: «Как же я счастлива!» Он бережно переводил ее через дорогу, терпеливо ждал, пока она «осматривала достопримечательности», его добрые глаза светились, когда он на нее смотрел и говорил: «Все, что пожелаете». В одиннадцать утра она съела две белые сосиски и две маленькие сдобные булочки, выпила чуть-чуть пива из бокала, напоминающего скорее цветочную вазу, – пиво, как он объяснил, не опьяняло и в целом не имело ничего общего с английским. Потом они взяли кэб, и за четверть часа она увидела, должно быть, тысячи и тысячи прекрасных классических картин! Когда я останусь одна, мне потребуется время, чтобы подумать о них… Но когда они вышли из картинной галереи, пошел дождь. Дедушка раскрыл свой зонтик, спрятав под ним юную гувернантку. Они направились в ресторан на обед. Она шла совсем рядом с ним, чтобы ему тоже хватало зонта.
– Будет проще, – заметил он как бы невзначай, – если вы возьмете меня под руку, фройляйн. К тому же в Германии так принято.
Она послушалась и шла рядом, пока он показывал знаменитые статуи и так увлекся, что совсем забыл убрать зонт, хотя дождь давно закончился.
После обеда они отправились в кафе послушать цыганский ансамбль, который ей вовсе не понравился. Фу, мужчины, чьи головы напоминали по форме яйцо, а лица были покрыты шрамами, показались настолько отвратительными, что она развернула свой стул и прикрыла ладонями горящие щеки, уставив взгляд на своего друга… После этого они отправились в Английский сад.
– Интересно, который час? – спросила юная гувернантка. – Мои часы остановились. Я забыла завести их вчера вечером в поезде. Мы так много всего увидели, наверное, уже довольно поздно.
– Поздно! – Он остановился перед ней, смеясь и покачивая головой в манере, которая уже казалась ей такой знакомой. – Значит, вы плохо проводите время. Поздно! Мы еще не ели мороженое!
– Ну что вы, я отлично провожу время, – расстроенно воскликнула она, – больше, чем могла бы описать словами. Это было чудесно! Но фрау Арнольдт должна быть в отеле в шесть, а значит, мне нужно вернуться к пяти.
– Так и будет. После мороженого я посажу вас в кэб, чтобы вы добрались со всеми удобствами.
И она в очередной раз ощутила себя счастливой. Шоколадное мороженое долго таяло маленькими кусочками, пока она его ела. На скатерти плясали тени деревьев, а она сидела, спокойно развернувшись спиной к декоративным часам, которые показывали без двадцати пяти семь.
– Уверяю вас, – искренне сказала юная гувернантка, – это был самый счастливый день в моей жизни! Я даже мечтать о таком не могла.
Несмотря на холодное мороженое, ее преисполненное благодарности детское сердце горело от любви к сказочному дедушке.
Они шли из сада по длинной аллее. День был почти на исходе.
– Видите те большие здания напротив? – сказал старик. – Я живу на третьем этаже. Я и старая экономка, которая мне прислуживает. – Гувернантке было очень интересно. – Не желаете ли вы, прежде чем я найду для вас кэб, заглянуть в мой скромный дом и позволить мне подарить вам флакончик розового масла, о котором я рассказывал вам в поезде? На память?
Она с удовольствием согласилась.
– Мне еще не доводилось бывать в холостяцкой квартире, – рассмеялась юная гувернантка.
В коридоре было довольно темно.
– А, наверное, моя старушка пошла за курицей. Одну секунду. – Он открыл дверь и посторонился, чтобы она, немного стесняясь – хотя любопытство одерживало верх над стеснением, – прошла в незнакомую комнату. Она не знала, что сказать. Комнату нельзя было назвать красивой. В каком-то смысле она была даже отвратительной, но аккуратной и, как она полагала, подходящей для такого старого человека.
– Ну, что скажете? – Он опустился на колени и достал из шкафа круглый поднос с двумя розовыми бокалами и высокой розовой бутылкой. – Там две небольшие спальни, – продолжил он весело, – и кухня. Разве этого не достаточно?
– Ну что вы, вполне достаточно.
– И если вы когда-нибудь снова окажетесь в Мюнхене и захотите провести здесь денек-другой, для вас всегда найдется маленькое гнездышко, крылышко цыпленка, салат и старик, который будет рад принять вас еще много-много раз, дорогая фройляйн! – Он вынул пробку из бутылки и налил немного вина в розовые бокалы. Его рука дрогнула, и вино пролилось на поднос. В комнате стало очень тихо.
– Думаю, мне пора, – сказала юная гувернантка.
– Вы не выпьете со мной небольшой бокал вина перед уходом – всего один? – спросил старик.
– Нет, правда нет. Я обычно не пью вино. Я… я обещала никогда не прикасаться
